— Микки! Я иду!
Что-то я начал повторяться… проклятое обезболивающее…
— Микки! Сдавайся!
— Су-у-у-ука-а-а… — провыл «семерка», непонятным образом сумевший с хрипом выдавить слова сквозь простреленные рот и горло. И почему он еще не сдох?!
Высунувшись на секунду, я тут же вернулся в укрытие, успев заметить «семерку» лесоруба, лежавшего на полу рядом с диванчиком и одной рукой зажимающего себе горло мертвой хваткой. Как он дышит? Другую руку бывший каторжник прибывший с лесоповала в другой солнечной системе засунул по самое запястье себе в рот. Что за? И где Микки?!
Пришлось дернуться наружу еще раз, благо на меня вообще никто не обращал внимания.
Все заняты своими делами.
Всем плевать на Гросса с игольником.
Просто очаровательно!
И даже обидно!
Ну-ка…
Вновь оценив картину перед глазами, я уже не стал прятаться и медленно поднялся, держа игольник наготове.
«Семерка» продолжал ковыряться пальцами глубоко у себя во рту. Выдернул руку, в ярости сжал обильно покрытые кровью и слюной пальцы в кулак, бешено что-то забулькал, захрипел, сплюнул огромный сгусток крови и слизи себе на грудь. И снова полез пальцами в рот… Черт! Да он пытается достать влетевшую ему в пасть иглу! При этом закрывая дыры на горле другой ладонью. И еще — его ноги странно подергивались, он их словно не контролировал.
Влетевшая ему в рот игла что-то наделала с позвоночным столбом? Проткнула пару спинных нервов к примеру…
И вот результат — истекающий кровью человек лежит на грязном полу и судорожно трясет ногами, одновременно пытаясь выудить из гортани смертоносные «занозы». И все это натворил я…
Ужасную я выбрал себе работу…
Где долбанный Микки?
— Где долбанный Микки? — повторил я вслух, поднимая игольник и направляя ствол в лицо лесорубу. Мои слова звучали абсолютно безжизненно, словно я робот старой модели.
Меня проигнорировали. Лишь хлюпанье в ответ и новый сгусток крови смачно плюхнулся на уже залитую красным грудь.
— Где Ми… — начал я повторять и тут, наконец, увидел свою главную цель. Вернее лишь его задницу в потертых серых брюках, торчащую прямо из стены.
У меня галлюцинации?
Нет,… это узкая вентиляционная щель забранная пластиковой решеткой, сейчас жестоко проломленная обезумевшим Микки. Но пробитой им в толстом пластике дыры не хватило. И гребанный детоубийца застрял. Половина там, в технических отсеках, в потоке кондиционированного свежего воздуха, окруженная запахом надежды и фруктового освежителя. И половина Микки здесь — среди жары, запаха чего-то мерзкого исходящего от дергающего Джонни-лесоруба, и среди темных пятен крови.
— Эй, Микки — позвал я, устало утирая ладонью перепачканное маскирующей смесью лицо.
Из пролома донеслось что-то невнятное, ноги в брюках вяло задергались — обреченно так, бессильно. Микки уже понял, что его песенка спета. Ему остается уповать лишь на чудо. И на Джонни, на чьем окровавленном и слюнявом лице появилась странная улыбка надежды, а из заткнутой собственными пальцами глотки донеслось радостное сдавленное мычание.
О да! Событие дня! Джонни-лесоруб нащупал торчащий в его глотке хвостик глубоко впившейся иглы!
— Дебил — выдохнул я, наступая ногой на задницу Микки, чтобы этот вонючий таракан не уполз в темную щель — Эй, Джонни! Эй!
Один глаз лесоруба скосился на меня и вопросительно уставился, тогда как пальцы продолжали дергаться где-то около голосовых связок.
— Ты, правда, думаешь, что если достанешь иглу, то снова сможешь двигать ногами?
— Умгу… — донеслось в ответ.
— И ты меня сразу пристрелишь? Да? Или зарубишь…
— Умгу…!
— Ох… — я обреченно покачал головой — Ты конченый кретин. Прощай, Джонни.
Игольник трижды дернулся у меня в руке, и Джонни-лесоруб замер навсегда, так и не вытащив руку изо рта. А мог бы жить…
Я нагнулся и ухватился за штанину,… но резко передумал и вновь выпрямился. Не хватало еще словить удар ботинком в лицо. Не стану я вытаскивать Микки. Не сейчас. Отступив на шаг в сторону, я прицелился в район правого бока, там, где скрывается толстый шмат его пропитой заспиртованной печени. И вжал курок. Штук пять ушло кучно, еще десяток иглы я пустил по всей спине, милосердно надеясь, что хоть одна игла заденет какую-нибудь артерию и чертов Микки истечет кровью за мгновения. Я палач, но пытать не хочу.
Вот только не вышло… ублюдочный детоубийца не желал умирать. Продолжал дергаться, что-то выть, бить ногами по полу, сам себе круша коленные чашечки.
— Фуф… — выдохнул я, стараясь не вслушиваться в звуки столь долгой агонии — Микки, если бы ты проявил хоть немного храбрости, равно как твой шестерка с пузом… вы запросто уделали бы меня словно ребенка мутанта. Но вы струсили…. Один только Джонни-лесоруб показал себя с лучшей стороны. Сколько лет прошло, а ты так и не изменился Микки. По-прежнему пьешь, из-за тебя по-прежнему умирают люди, ты все такой же трус, как и раньше…. Эх, Микки, Микки…
— Хорошая эпитафия, Тим — пробурчал Лео — Он уме, р так и не дослушав ее до конца. И будь добр, вытри нагрудную камеру от брызг крови. Только не рукой, а салфеткой что у тебя в правом нагрудном кармане.
— Ясно — вяло отозвался я, вытягивая салфетку и разрывая упаковку — Лео, чем меня ширнул доктор Иванов? Я губ не чувствую почти… и чушь несу. И ощущаю себя пафосным героем третьесортного боевика…
— Вредная, очень вредная и крайне концентрированная штука — пояснил Лео — Я заказал таких еще десять капсул. На всякий случай пусть себе лежат в нашей боевой аптечке. Надо будет не забыть рассчитаться с доктором. Ок, видимость восстановилась.